Тюркский фактор в России в контексте референдума в Турции

Победа Р.Эрдогана на референдуме 16 апреля 2017 года, несомненно, усилит экспансионистское направление его политики, которое принято называть неоосманством. Это во многом искусственная идеология, поскольку живая преемственность – политическая, экономическая, культурная – между современной Турцией и Османской империей нарушена. Можно сказать, что неоосманство – такой же набор разнородных элементов, произвольно взятых из разных исторических эпох и источников, как пресловутое «евразийство».

В чистом виде османство представляло собой идею монархии, объединяющей подданных без религиозных и национальных различий. По своей сути, османство было противоположно как принципу главенства мусульман в империи, так и турецкому национализму, ограниченному территорией «метрополии» — современной Турции. В практической политике османство осталось нереализованным.

На закате империи исчез и панисламизм, поскольку метрополия фактически утратила контроль над основными религиозными святынями – Меккой и Мединой. Впрочем, даже когда Аравия была подвластна султану, и султан формально считался наследником халифов, арабский мир всё равно относился к этому с недоверием. Общественное мнение Ближнего Востока и многочисленные религиозные учения внутри исламского мира не могли признать истинным «халифом» человека неарабского происхождения, не принадлежащего ни к одной из династий, так или иначе ведущих свои родословные от пророка.

Поэтому и современная Турция может лишь в небольшой степени использовать панисламисткие идеи.

Из всех идеологий, которые существовали в Османской империи в ее последние годы, пережить крах монархии смогла только одна – пантюркизм. Он постепенно выкристаллизовался из пантюранизма – идеи единства народов, зародившихся в Туране, и расселившихся на огромном пространстве от Монголии до Балкан. Пантуранисты относили к этой группе даже финнов и венгров. Пантюркизм «претендует» на несколько меньшую территорию. Именно он составляет суть современной экспансии Р.Эрдогана как на южном, так и на северном направлении.

Интересно, что пантюркизм пришел в Турцию извне, из царской России, на рубеже XIX – XX вв. Его первые идеологи – Юсуф Акчура, Али Гусейн-заде и другие были поволжскими татарами. Новая идеология вскоре захватила турецких интеллектуалов, выдвинула новых лидеров турецкого и даже курдского происхождения – Зия Гекальп, Амдулла Субхи. Все они сохранили влияние после прихода к власти Мустафы Кемаля Ататюрка, считая его своим лидером.¹

Сам Ататюрк не мог себе позволить никаких пантюркистских высказываний и, тем более, практических действий, поскольку большинство тюркских народов проживало в большевистской России, с которой нельзя было ссориться. Более того, не столько турецкое правительство, сколько сами большевики одно время заигрывали с пантюркизмом, видя в нем противовес британскому империализму. Это заигрывание прекратилось, когда советская власть прочно утвердилась в Закавказье и Средней Азии.

Из всего спектра имперских мифологем, к которым пытается апеллировать Р.Эрдоган, только пантюркизм сейчас является жизнеспособной идеей. Только он существует как реальное политическое течение, — с организационными структурами, стратегией, тактикой и финансированием. В отличие от секулярного пантюркизма начала ХХ века, сейчас это течение отчасти опирается на исламизм в лице разных ответвлений «Братьев-мусульман».

Основные направления практического пантюркизма на северном направлении – создание протурецких образовательных структур, инвестиции в экономику стран или отдельных регионов, которые пантюркизм рассматривает как сферу своих притязаний, а также поддержка сепаратистских движений, прежде всего, на постсоветском пространстве и отчасти в Китае (уйгуры).

Среди образовательных учреждений наиболее известна сеть турецкой религиозно-политической организации «Нурджулар», созданная проповедником Фетуллахом Гюленом в 90-е годы, когда еще не произошел раскол между ним и Р.Эрдоганом. В основу идеологии «Нурджулар» легли взгляды шейха Саида Нурси (1876-1960), выступавшего за умеренное соблюдение шариата и против установления светского атеистического строя в Турции.

«Нурджуллар» предоставляет по-настоящему качественное светское образование, но одновременно распространяет религиозные идеи, создавая привязку каждого ученика к его духовному наставнику.

Примечательно, что после прошлогоднего путча, в организации которого Р.Эрдоган обвинил Ф.Гюлена, президент Турции советовал Н.Назарбаеву запретить данную образовательную сеть на территории Казахстана. Тогда появились сообщения, что каждый пятый представитель казахстанской политической элиты прошел обучение в одной из гюленовских школ.

В 1990-е гг. «Нурджулар» создала на территории Российской Федерации более тридцати школ, три языковых курса и университетское отделение. «Нурджулар» проявляла большую активность в крымских населенных пунктах — среди крымско-татарской молодежи. В 2008 г. деятельность «Нурджулар» была запрещена в России. Тогда же были признаны экстремистскими тексты С. Нурси, изданные московским фондом «Нуру Бади». Однако, ячейки «Нурджуллар» продолжали действовать под другими вывесками. Помимо этой сети, в России ведут работу джамааты «Сулейманджилар», «Исмаилага» и «Эренкёй».

Что касается экономической экспансии Турции в этнически родственные регионы России, приведем несколько фактов. К началу российско-турецкого дипломатического кризиса (из-за сбитого турецкими ВВС в 2015 г. российского Су-24) в Татарстане 25% иностранных инвестиций приходилось на долю Турции. В 2014 году в Татарстан поступила 1/6 всех турецких финансовых вложений в экономику России . Даже в 2015 г., несмотря на ухудшение российско-турецких отношений, Турция удерживала в Татарстане первое место – 26% от всего потока иностранных инвестиций.

Товарооборот между Турцией и Республикой Башкортостан к началу кризиса оценивался в 300 млн долларов в год.

В целом, товарооборот между Россией и Турцией достиг пика в 2012 году. Среди российских регионов лидером по этому показателю, естественно, была Москва, но при этом в первую десятку вошли шесть регионов, которые входят в сферу особых интересов пантюркизма: Краснодарский край, Ростовская область, Кемеровская область, Республика Татарстан, Свердловская область и Республика Хакасия.

О поддержке турецким правительством сепаратистов на российском Северном Кавказе написано много. (В последний раз данный вопрос поднимался в рамках версии о причастности осевших в Турции эмигрантских экстремистских группировок к теракту в петербургском метро). Мы не будем подробно останавливаться на этой теме по нескольким причинам. Во-первых, было бы упрощением связывать данное направление турецкой политики непосредственно с пантюркизмом и другими мифологемами т.н. неоосманства. Во-вторых, неясно, является ли Турция инициатором или, скорее, промежуточным звеном в перемещении боевиков, оружия и других ресурсов с Ближнего Востока на Кавказ и обратно.

Но с появлением проблемы Крыма, черноморское направление политики Анкары приняло новый характер. В высказываниях Р.Эрдогана звучит не просто непризнание вхождения Крыма в состав России. Он ставит поддержку крымско-татарского националистического движения в один ряд с оказанием помощи туркам-киприотам и родственным этносам на Балканах.

Еще более откровенно высказываются союзники Р.Эрдогана по референдуму – Партия националистического движения (ПНД). Они прямо называют Крым исконно тюркской территорией, которая аннексирована Россией.
В.И.Ковалев (Институт Ближнего Востока) справедливо указывает, что пантюркизм ПНД – настораживающий фактор, который нельзя игнорировать: «Альянс Партии справедливости и развития с ПНД может иметь далеко идущие последствия для отношений между Россией и Турцией, даже если президент Р.Эрдоган считает его тактическим, направленным на решение узкой задачи… Союз между ПСР и ПНД стал возможен благодаря обещанию первой инкорпорировать, тем или иным образом, вторую во власть. То есть: когда и если на референдуме победу одержат сторонники конституционной реформы, то, следует ожидать, что ряд высоких постов в будущем кабинете министров будет за ПНД».²

Фактически, обозначается новое, северное направление военно-гибридной экспансии, основанное уже именно на идеях пантюркизма. И Северный Кавказ неизбежно попадает в его сферу. И в данном случае успех коалиции Р.Эрдогана на референдуме имеет самое непосредственное отношение к происходящему.

Тем не менее, при всей опасности пантюркизма, его не следует рассматривать как сугубо дезинтеграционный фактор, применительно к России. Пантюркизм является таковым, когда речь заходит о поддержке сепаратизма.

Но если говорить об экономических связях Турции с российскими регионами, входящими в сферу интересов пантюркизма, то выводы не столь однозначны. Экспансия турецкого капитала не обязательно привязывает эти регионы к Турции. Она также способствует укреплению их связей между собой и с Москвой – городом, куда направляется более половины всех капиталовложений Турции в России.

Даже деятельность религиозных школ, финансируемых пантюркистскими фондами, остается безобидной, пока обучение в них ведется в рамках традиционного российского ислама – неполитизированного и лояльного по отношению к государственной власти.

Однако, – как показывает история, – ситуация может меняться, как только в России случается серьезный внутренний кризис. Иначе говоря, когда привычная государственно-цивилизационная самоидентификация дает сбой. Такой сбой не обязательно достигает общероссийских масштабов, он может быть ограничен отдельными регионами, если там обостряются социально-экономические проблемы. В этом контексте тот импульс, который получает пантюркизм в связи с победой Эрдогана на референдуме, действительно представляет потенциальную угрозу.

 

¹ Зареванд. Турция и пантуранизм. Впервые опубликовано в Париже в 1930 г. Цитируется по русскоязычному изданию: Москва, Ключ-С, 2015.
² Ковалев В.И. Агитационные кампании Партии националистического движения и Партии демократии народов к конституционному референдуму 16 апреля 2017 года. 6 марта 2017.

Григорий Меламедов