Путин и государственный аппарат

Размышления политолога
Владимир Путин последнее время провел целый ряд совещаний, основным смыслом которых было изменения стиля государственного управления – переход от документооборота, когда главным результатом управленческого действия является выпуск документа, к реальному управлению – когда результатом управленческого действия является некоторый материальный результат: осуществленный проект, построенная дорога, открытая больница, запущенная ракета и так далее.
Целеустремленность, с которой Путин старается осуществить такое изменение, и то очевидное нежелание государственного аппарата принять эти изменения, доказывает, что есть некая объективная проблема, что-то принципиально важное, что заставляет Путина настаивать, а аппарат – противиться его инициативам. Тем более, что ни о политическом противостоянии, ни о личных конфликтах речь не идет. Все сегодняшние крупные федеральные чиновники — порождение Путина, и без него их просто нет.
Ответ, казалось бы, лежит на поверхности. Путин заставляет аппарат работать более интенсивно, а аппарат сопротивляется. Но эта версия не объясняет упорства и бескомпромиссности обоих сторон. Конечно, повышение интенсивности труда это для работника всегда неприятно, но это явно не достаточный повод для конфронтации, пусть и тихой, с собственным начальством. Конечно, более эффективный труд чиновников важен для президента, ну и с нынешним уровнем эффективности страна существует. Поэтому данная гипотеза не позволяет понять, почему стороны так жестко стали на свои позиции, и даже не пытаются их сблизить. Такая жесткость может объясняться только одним – что для обоих сторон это вопрос принципиальный, что есть что-то сущностное, что удерживает их на своих позициях.
Попытаемся ответить на вопрос, что это?
Для этого посмотрим на ситуацию шире. Особенностью сегодняшней России является то, что в ней государство занимает доминирующие позиции во всех сферах. Такая ситуация не является уникальной. В разное время, через нее проходили все страны мира. Сейчас наша очередь.
Подобная ситуация ставит государственный аппарат в уникальное положение. У него объективно отсутствуют внешние ограничители. Гражданское общество, СМИ или бизнес не обладают ресурсом (а в случае с бизнесом, и желанием) ограничивать эгоизм чиновников. В результате, независимо от позиции отдельного чиновника, государственный аппарат начинает служить себе, а не обществу.
Чтобы такое общество не погибло, необходимо внутри государственной системы найти силу, по каким-то причинам желающую и имеющею достаточный ресурс, что бы принудить государственный аппарат служить интересам общества. И такой силой в этих условиях становится высшая власть – лидер, который в силу своего положения (а не особых достоинств) рассматривает страну как целое, и вынужден исходить из интересов этого целого. Поэтому он, опираясь на часть государственного аппарата, зачастую специально выделенную и оформленную, принуждает аппарат в целом к работе в интересах страны. Наиболее яркими примерами этого являются абсолютные монархии, где монарх был собственником страны, и его интересы требовали, чтобы государственный аппарат работал эффективно на страну. Но есть примеры из демократической истории. Франклина Рузвельта, например, считают не только великим реформатором, но и диктатором, который пренебрегая демократическими нормами, принудил элиту США ограничить свой эгоизм, и тем самым вытащил страну из кризиса, причиной которого и был этот эгоизм.
Противоречие между лидером олицетворяющим (иногда ошибочно) интересы общества, и элитой, служащей своим узко сословным интересам, пронизывает всю историю человечества.
Путин позиционирует себя не как политик или даже президент, а как лидер нации, и, в отличие от своих предшественников, стоит именно на позициях общего интереса, понимание которого он выразил в своих статьях. И он не мог не столкнуться с задачей ограничения эгоизма элиты, стержнем которой является государственный аппарат. Эгоизм государственного аппарата реализуется в стремлении приватизировать области управления и минимизировать реальную работу государственного аппарата, заменив управление документооборотом. Такая позиция государственного аппарата ещё терпима в условиях развитого стабильного общества, когда общественные процессы устоялись, и лишь воспроизводятся, а значит, не требуют реального управления, а в условиях развивающейся страны, где все ещё нужно строить и создавать, такое псевдоуправление смерти подобно. Единственный способ решить обе проблемы – это переход от документооборота к реальному управлению. С одной стороны это способ заставить государственный аппарат работать, с другой воссоздаст исполнительскую дисциплину, и противостоять приватизации сфер управления. Это и попытался сделать Владимир Путин своими совещаниями. И аппарат потому не выполняет его требования, что их выполнения означает принципиальное изменение положения государственного аппарата и требований к нему. Не могут наши зайчики стать ежиками даже по приказу президента.
Поэтому впереди нас ждет долгий и интересный процесс. Из него два выхода. Первый: Владимир Путин, опираясь на определенную группу, сломает аппарат, заставит его работать по-своему, очистив его от тех, кто так работать не может. Второй: аппарат, пользуясь тем, что он — единственный источник информации для президента, сможет убедить Путина в том, что он перестроился, ничего, по сути, не меняя. Какой из вариантов реализуется – зависит от того, как велико в аппарате число людей, преданных Путину не на словах, а на деле. Если их много, реализуется первый вариант, и чем их больше и чем они компетентнее, тем более гладко и спокойно это произойдет. Если их мало, и они малокомпетентны – реализуется второй.